Это Вика.
Её муж Сергей погиб в сентябре 2021 года.
Я собираюсь говорить о боли то, что я о ней думаю.
Что я знаю на сегодняшний день:
- Боль изолирует и заставляет чувствовать себя более одиноким, чем ты есть на самом деле.
- Одни и те же события у разных людей вызывают разный уровень боли. Поэтому, чтобы представить, каково человеку, представлять нужно не аналогичную ситуацию, а аналогичную силу боли. Но, мне кажется, это невозможно.
- Разные люди по-разному выплескивают свою боль. Кто-то молчит, кто-то говорит, кто-то кричит. Кто-то закрывается от всех, кто-то выворачивается публично. «Верного» способа не существует.
Знаете, мне бы хотелось, чтобы осуждения было меньше, а сочувствия больше. Я пишу это в том числе и для себя, потому что тоже склонна на автомате думать какое-нибудь свое «мда». И только потом — «Таня, зачем ты такая стерва? Человеку плохо».
Вот это «человеку плохо», мне кажется, должно быть вечным маяком. Если человеку плохо, нужно сочувствовать. Или хотя бы молчать.
Зачем это все?
Зачем такие фотографии?
Со мной все понятно, я в некотором роде упоротая: в фотографии, как и в жизни, меня привлекают, например, неочевидные (или очевидные) процессы. Какая у человека травма, как он живет, как он справляется.
Зачем такие фотографии самому человеку?
У меня они есть, и я буду говорить за себя.
Именно дни, давшиеся мне с трудом, я вспоминаю с наибольшей благодарностью. Даже с ностальгией.
Никогда я из довольства не стану мыслить так, как из необходимости пройти и не сломаться. Когда сначала мечешься, орешь вслух и про себя, что отказываешься жить такую жизнь, слишком больно, слишком страшно, слишком тяжело.
Развод с первым мужем я проходила с помощью психолога. Она тогда сказала вещь, перевернувшую для меня весь образ действия.
— Таня, твое дальнейшее зависит от того, насколько достойно ты это переживешь.
И каждый раз, когда мне становилось невыносимо и хотелось сделать или сказать что-то уродливое, чтобы не было так нестерпимо внутри, я вспоминала: «Проживи достойно».
Есть много поступков, которые я считаю ублюдскими, за которые мне неудобно и даже стыдно. Но есть и то, что напоминает мне, как еще я могу. И я даже немного горжусь.
При чем тут фотографии?
У Клариссы Эстес в ее «Бегущей с волками» есть история про камзол отпущения. Приведу отрывок:
«Иногда, работая с женщинами, я учу их мастерить из ткани или других материалов камзол отпущения — длинный, до самого пола. Камзол отпущения — это наряд, на котором в виде рисунков, надписей, всевозможных нашивок и наклеек подробно изображены все бранные слова, которые женщине доводилось выслушать, все оскорбления, все обвинения, все травмы, все раны, все шрамы. В нем находит выражение ее опыт пребывания в роли козла отпущения. Одним, чтобы сделать такой камзол, достаточно одного-двух дней, другим не хватает и месяца. Он очень помогает подробно вспомнить все обиды, удары и раны, которые выпадают на нашу женскую долю.
Сначала я сделала камзол отпущения для себя. Скоро он стал таким тяжелым, что хоть призывай хор муз, чтобы несли шлейф. Я собиралась сшить этот камзол отпущения, а потом, собрав на него весь душевный хлам, сжечь все сразу и таким образом избавиться от некоторых старых ран. Но, вы знаете, я подвесила его к потолку в коридоре, да так и оставила; и каждый раз, проходя мимо, я чувствовала себя не хуже, а лучше. <…>
Я обнаружила такое же отношение у женщин, с которыми работала. Сделав камзолы отпущения, они тоже не хотят с ними расставаться. Они предпочитают сохранить их навсегда, и, чем их камзолы ужаснее, чем больше на них следов крови, тем лучше. Иногда мы также называем их боевыми камзолами, ибо они являют собой свидетельства выносливости, неудач и побед каждой женщины в отдельности и всех женщин в целом.
Есть еще одна хорошая идея: исчислять женский возраст не годами, а боевыми шрамами.
— Сколько вам лет? — иногда спрашивают люди.
— Семнадцать боевых шрамов! — отвечаю я».
Любой такой снимок для меня — кусочек этого камзола.